Проблема имени связана именами русских философов Лосева, Флоренского, С. Булгакова.
Собственно научный взгляд представлен лишь у Лосева в «Философии имени», фактически получивший развитие в «Диалектике мифа» ( имя и миф в теории Лосева – синонимы). Флоренский сочиняет некие паранаучные сказки, интересные для астрологов и хиромантов, в изданиях которых, кстати, книгу Флоренского и перепечатывают (например, он обнаружил, что вокруг бородинского поля все топонимы колючие, включая само имя Бородино, этимологически родственное «борьбе», «бороне» и всему колючему, острому, противобрствующему). С.Булгаков и Флоренский запали на эту тему в связи с движением «имеславия» в православии. Лосев, видимо, также отреагировал на эту проблематику (имя бога есть бог , – учили имеславцы), но при этом он создал свою вразумительную теорию.
Лосев очень интересен, скрупулёзен, но при этом он никак не разделяет имена на имена нарицательные и имена собственные, так что его интересная полунаучная-полуфилософская теория несколько зависает. В нарицательное указывается на какие-то рациональные качества объекта. Имя же собственное указывает на реальную, а не абстрактную ситуацию. «Кошка» - это кошка вообще, имена собственные указывают на конкретное: топоним же указывает на конкретную местность (Сагра, Париж, Болдино), антропоним – на некую личность (Ройзман, Жюль Верн, Арина Родионовна ), хрононим – на историческое событие (Октябрьская революция, взятие Константинополя турками, Ледовое побоище). Ещё есть идеонимы, этнонимы, ктематонимы... Изучением этой проблематики занимается лингвистическая дисциплина «ономастика». Если структура имени нарицательного состоит из смысловых и грамматических сем, то у имени собственного главное – это привязка к другим именам собственным: «Волга впадает в Каспийское море», «Пушкин предложил сюжет «Ревизора» Гоголю», « Булгаков жил в Киеве». Имя собственное обнаруживается через «соседние», смежные имена собственные.
Имя собственное имеет совсем иной, чем нарицательное, и принципиально более широкий денотат (практически бесконечный). Сагра – это и посёлок в Свердловской области, и событие связанное с нападением на посёлок банды летом 2011 года, и с именем Евгения Ройзмана, который вдруг оказался в этой ситуации «народным шерифом». Сам Ройзман окажется в привязке с фондом «Город без наркотиков», со своими приятелями из свердловской поэтической братии, с Прохоровым, с «Невьянской иконой», с той же Свердловской областью, Екатеринбургом и так далее. Одно и тоже имя собственное функционирует одновременно как топоним, антропоним, хрононим, идеоним и т.д., причём, одно имя как правило перемещается в «зону» смежного имени: Ленинград – город на Неве, а город Москва и река Москва – вообще одно и то же имя, Буратино= Золотой Ключик, Ленин=Мавзолей и так далее...
Ктематонимы - это имена предметов, которые сами по себе обладают функцией имени. Например, шапка Мономаха – символ российской династии (конкретно династии Романовых, получивших эту «шапку» от византийских императоров), также шапка Мономаха обозначает российскую власть вообще: и Сталина, и Ельцина, а стало быть, и Россию вообще. Имя «Крейсер «Аврора»», как ктематоним, символизирует Октябрьскую революцию. ..
Если мы проанализируем такие «коммунистические» имена как «Аврора», «Ленин», «Октябрь», «СССР», мы увидим, что они практически «синонимично-тождественны» таким онимам, как «Россия», «Москва», «русские», «большевики», «Сталин», «1917 год», «1945 год», «страны социализма», «социалистический лагерь», «Маяковский», «Горький», «Аркадий Гайдар», «Николай Островский», «Юрий Гагарин». Даже такие нарицательные и слова как «социализм», «коммунизм», также могут денарицироваться и стать собственными, опять же синонимами именам СССР, ЛЕНИН, РОССИЯ.
В связи с этим лингвистическим фактом мы можем понять, что демонизация СССР есть демонизация России, а демонизация Сталина есть также демонизация и Ленина, и СССР, и России, и всех нас, поскольку «все мы», также не просто «пупкины с ушками, ручками, ножками», мы «советские», «русские», мы также «тождественны» той имманентной, ситуативно-исторической сущности как Россия-СССР. Мы можем себя «обособить» и всячески десоциализироваться до уровня отдельных ото всего «пупкиных» или даже частей этих «пупкиных», полагая, что если мы позиционируем себя чем-то абсолютно отличным от Родины (которая тождественна, конечно, многим великим событиям её истории, но «титульными» из них являются не 1612, а именно 1917 год и 1945 год, не царица Елизавета , царь Павел или Александр Третий, а Ленин и Сталин), то мы «сильны как Моська» . Но мы - наша личность - в таком истерическом бунте выпадаем из бесконечного исторически-личностного поля Имени, и от нас остаётся лишь символ неких заболеваний и «геростратических» синдромов. Как Гитлер не является «символом» Германии-ФРГ, так и Ельцин с Горбачевым и Путиным не являются символами России. Хотя на голове у них и помещена «шапка Мономаха» – они являются пылью на этой «шапке» и символизируют, обнаруживают синонимию с социальной антироссийско- антисоветской болезнью России, являются её «опухолью» (много, кто бывал в Ленинграде-Петербурге, но не всякий синонимичен этому городу, как Пушкин, Достоевский, Гребенщиков или «митьки»). Команда Путина пытается искусственным образом, посредством активного пиара вытянуть ВВП в синонимы России, но в отличие от Ельцина и Горбачева, Путин становится лишь синонимом активного пиара, массовой имиджмейкерской манипуляции сознанием россиян. «Путин», как имя - «грипп» России. Таков же Хрущёв. Брежнев – полуимя-полунасморк, он не является антироссийской фигурой, но и не «тянет» на «титульное положение», хотя, конечно, своим «мифологическим ростом» не меньше Елизаветы, обеих Екатерин или любого из всех трех Александров.
Такие фигуры как Ленин синонимичны не только России, но и таким понятиям как «международное социалистическое движение», «революция», «освободительное движение», «классовая борьба», «социальная философия», «светлое будущее человечества». Сталин есть синоним понятиям Победа, Великие Достижения, Построение Социализма, Жертва Подлой и Чудовищной Клеветы. Поскольку нарицательные «значения» Сталина и Ленина, являются выдающимися и уникальными, драматичными, источающими дыхание Истории, как раз соответствующими той новой, высокой, нацеленной на «всечеловеческий космизм» российской сверхзадачи, они оказываются в эгрегоре или в «титульной» позиции к имени Россия-СССР . Поэтому защита имен Сталин, Ленин, СССР, Октябрь, Социализм, Коммунизм - есть защита и спасание страны-народа, и даже более того: всего человечества, надеющегося на лучшее.
Эрих Фромм в своей книге «Революция надежды» (и в других книгах) показывает насколько оптимистическая, жизнелюбивая, социалистическая устремленность, и в целом олицетворяющая эти «эросные» настроения «Надежда» важна для «прогресса общества», для его оздоровления, для его охраны от «танатоса». Но Фромм мыслит «нарицательно» или, как иногда говорят, рационально, он не рассматривает свою «революцию надежды» в режиме Истории, в диапазоне Имени Собственного. Под влиянием антисоветской пропаганды, которой заполнено всё пространство Америки, происходит так, что даже «социалисты-марксисты» полагают, что Сталин скомпроментировал социализм. И у Фромма, и у Сартра, и у иных-прочих выпадает видение Истории ( которое можно также соотнести с лосевским режимом «Мифа-Имени»). Это результат их академического рацио. Они объясняют мир, и часто очень остроумно, тонут в логико-философском дискурсе, и теряются, когда соприкасаются с Историей, с имманентной практикой. Но «нерусские» и не такие уж сложные Фидель и Хошимин оказываются персонажами русского, советского, коммунистического мифа (также как Маркс с Энгельсом) и одновременно персонажами Надежды, так как (в отличие от Фромма и Сартра) они «имманентны». Их демонизация, их «десталинизация», также, кстати, нацелена на подрыв «Родины социализма».
Конечно, советская история, даже если вычесть всю антисоветчину Троцкого, Хрущёва и ЦРУ, была полна «социального зла», «насилия» и «несправедливости». Но Фромм и пр. «Надежду» видят в философском построении концепта, тогда как, конечно, таковая практически не может нас обнадежить чем-то без великих социальных движений, самым значительным (хотя и не абсолютным) из которых (не отрицая значительность и важность прочих) мы должны признавать и Октябрьскую Революцию, и 77 лет «имманентной» Советской истории. Ни история, ни наука не бывают без ошибок и летящих щепок (это не оправдание зла, а констатация характера реальности, которая в отличие от логической идеи, шершава, кочковата, противоречива, в реальности действуют не идеальные пирамиды, конусы и параллелепипеды, а рябые Сталины, картавые Ленины, чахоточные Горькие, пьянствующие Есенины, легко ранимые Маяковские ). Несмотря «на всякое», «советский человек» (будучи одновременно и обыкновенным человеком) уже обладал некоторыми чертами, некоторыми устремлениями и социальными рефлексами, которых доселе не было вполне даже и у «дореволюционного русского народа», ни у какого иного народа (мы уже на это указывали в статье «Уникальность этноса советский народ»). Фраза Есенина «Не надо рая, дайте родину мою» как раз и говорит о том, что общая национальная и религиозная идея русского народа к моменту Октябрьской революции под влиянием революционного движения в России, «прогрессивной» литературы и искусства, уже тогда мутировала и пост-Россия превращалась в новый этнос, который пророческими строками поэта инициировался. Ещё отчетливее говорит об этом же Маяковский в стихах о Советском паспорте.
Многие печалуются, что мы в сравнении с 20-ми и 30-ми годами 20 века уже не те: «Богатыри не вы!». Но тогда, во времена Горького, Маяковского, Есенина, Ленина, «советский человек» был совсем младенцем. В 93-м этот великий этнос вырос, созрел вполне и не за тем, чтобы каким-то образом исчезнуть. Этносы не рождаются искусственно, а уничтожены они могут лишь при помощи тотального геноцида (и то это возможно лишь с бесписьменным этносом вроде «обров», которые «погибоша аки…»). «Советский этнос» остался, хотя участники похода на СССР (как внешние, так и внутренние) пытаются его переформатировать в «русский», то есть, уничтожить-отменить, так как этнос – это то, что реально есть, а не фантазии Никиты Михалкова с кем-то ещё (оставить «русское», уничтожив «советское» невозможно, потому что «русское» и «советское» после 1917 являются абсолютными синонимами, и «русское, но несоветское» есть антирусский= антисоветский вирус). Скорее всего, этнос-народ будет искать формы своего оздоровления, возвращения к норме и даже к чему-то большему, коли сама «болезнь» проистекала от недостаточности каких-то принципиальных моментов в структуре этноса. Вопрос лишь в том, что стихийное «выздоровление» будет медленным, и враг может, пользуясь нашим «подростковым» состоянием, отсутствием «взрослой крепости», будет ловить рыбку в мутной воде и продолжать совращение «коммунистического народа».
Надо быстрее, умнее, техничней, энтузиастичней побороть эту смертельно опасную для этноса болезнь. Практически современный пост-СССР заражен этнической некрофилией, многих людей нашей страны научили этническому суициду, как шахидов научили обвязываться взрывными устройствами и взрываться в аэропортах и метрополитенах (принципиальный метод этого научения - один и тот же: это невроз, деидеологизация, урезанное импульсивное донаучное и квазинаучное мышление, «сон разума»).
Выздоровление же начинается с вышеприведенной формулы. Повторим её: «Аврора»= «Ленин»= «Октябрь»= «СССР»= «Россия»= «Москва»= «русские»= «большевики»= «Сталин»= «1917 год»= «1945 год» - «страны социализма»= «социалистический лагерь»= «Маяковский»= «Горький»= «Аркадий Гайдар»= «Николай Островский»= «Юрий Гагарин»= «Утесов»= «Дунаевский» и так далее…
Андрей Козлов, Екатеринбург 25 августа 2012 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий