суббота, 2 февраля 2013 г.

Маркс, Подолинский и солнце


Маркс, подолинский и солнце

Левые авторы нередко говорят о необходимости теоретического развития (например, Юрий Белов, Юрий Емельянов, Александр Фролов). Цитируется И. В. Сталин: «Без теории мы погибнем». Но теоретическая жизнь ограничивается появлением идеологических оценок: «троцкист», «еврокоммунист». Но теоретического  движения так и не происходит. Иногда  возникает пикирование по поводу была ли советская номенклатура классом или не была. Полемика порой похожа на спор Остапа Бендера с ксёнзем: Чушь! Нет, сам чушь! Хотя сам тезис важности теории много раз произнесен и много раз услышан, но видимо, из-за теоретической флегматичности даже сам тезис важности теории не получил своего теоретического обоснования.  Так что левое движение существует так как оно существует и существующему статус кво оно обязано своим равнодушием к своему теоретическому состоянию.  Мы  позже попытаемся изложить  наши соображения насчет роли в социалистическом- коммунистическом движении, но  в перископ нашего внимания попал не так давно очень интересный, как говорили комсомольцы 70—80-х, дискуссионный автор, интересный именно своей теорией, которой пытался на естественно научном материале обосновать оптимальность, неизбежность социализма.  Это Сергей Андреевич Подолинский (1850-1891). Его обоснования оказалось в ряде моментов отличным от обоснования Карла Маркса. Но его нельзя назвать ни оппортунистическим, не ревизионистским, не богоискательским.  Его научная компетентность и авторитетность также не вызывает сомнения.  В каком-то смысле его социалистическая теория труда  оказалась даже более научной, чем  теории труда Маркса и Энгельса, которые, кстати, и сами имели относительно труда разные, не совпадающие  трактовки.


Прибавочная стоимость
Сергей Подолинский  бесспорно  автор интересной теории.  Адепты Подолинского  (П.Г. Кузнецов, Б.Е. Большаков, О. Авилова) представляют его как альтернативного  Марксу социалиста,  хотя именно Марксу Подолинский направляет статью о своей теории.  Теория Подолинского построена на краеугольных социалистических идеях Маркса  и  получила одобрение  самого Маркса (к сожалению, нет указаний на источник этой информации).
Но  её «не одобрил»  «коммунист №  2»  - Энгельс.  С этого места ценители идей Подолинскрого пытаются  развернуть интригу. По-журналистки это, наверно, и правильно, но по существу нет причин для оценки Подолинского как  «немарксиста».  Раз учение социализма научное, то оно «имеет право» быть ошибочным или «фальсифицируемым», как выразился один теоретик науки. Ещё в советское время официально в курсе истмата оговаривалось, что теории Энгельса соответствовали «уровню тогдашней науки», в соответствии с уровнем нынешней, стал быть, были неточности. Но теория «труда» по Энгельсу не соответствовало и тогдашнему  времени. Более того, формулировка труда Энгельса и Маркса были откровенно разными. У Энгельса «труд из обезьяны сделал человека» в его знаменитой работе. У Маркса  труд -  деятельность, присущая  только разумному существу - человеку.  Работа Подолинского «Труд человека и его отношение к распределению энергии»  интерпретирует труд по-марксовски.
Нам показалось объяснение Подолинским образования прибавочной стоимости важным и не таким уж неожиданным.
Несколько лет назад в целях освежения философии Маркса открыл двухтомник Маркса-Энгельса  и первым делом  обратился к работа «Заработная плата, цена и прибыль». В частности здесь можно прочитать:  «Норма прибавочной стоимости при прочих равных условиях зависти от соотношения между той частью рабочего дня, которая необходима для производства стоимости рабочей силы, и прибавочным временем или прибавочным трудом, выполняемым на капиталиста».  Конечно,  это заключения имеет множество иных оговорок и так далее, но мне даже мало имевшему отношение к бизнесу было понятно, что кроме  время тут совершенно не причем. Рабочий трудится на получает  сердитую плату остальное остается хозяину.  Но Маркс стремится вывести четкие доказательные форму, так что привлечение времени можно отнести насчет привлечение наглядности. Но прибавочную стоимость Маркс выводит исключительно из отъятия у рабочего положенной ему платы. А где накладные расходы, где транспортные, где амортизация оборудование, где средства которые нужно платить как налоги. И главное, что и продукт и многие затраченные на него энергии находятся в природе и вовсе не  исходят от труда рабочего.
Энергия солнца и труд
Теория  Подолинского по поводу труда иная.  Он предлагает энергетическую природу стоимости. Сам труд никакой энергии не производит. Производит солнце и природа, преобразующая энергию солнца, питая растения итак далее.  Труд человека является негэнтропийной машиной, увеличивающей солнечную энергию и дающую КПД выше 100%.  Основным механизмом является мускульная работа человека.  Но интеллект, вековой опыт человечества позволяют этому мускульному труду в разы увеличивать свою производительность. Интеллектуальная работа, не служащая (прямо ли, косвенно ли) эффективности мускульной работы человека, ничего не преобразует.  Школьный учитель по рассуждению Подолинского также участвует в создании прибавочной стоимости, так как напучив крестьянина считать, он позволяет тому избежать ошибок, например, при продаже собранного хлеба и таким образом сэкономить  «энергию», созданную его трудом и не позволит эту энергию рассеивать богатеям на Куршевелях, Канарах и Ибицах.   
Почему же Маркс  утверждал  столь очевидно неточные вещи: ведь и уголь в земле, и зерно  пшеницы не творятся рабочим, но очевидно именно они составляют существо того товара, которое привозится на торги. Скорее всего, объяснение Маркса  сложилось как ответ на некоторые  толкования этой стоимости с точки зрения буржуазного права.  Рабочий, мол, получает своё в виде зарплаты, а капиталист, как организатор и участник производственного процесса более высокого уровня и квалификации получает своё. Сам факт эксплуатации, несмотря нечёткость обоснования,  тем не менее,  был виден, и социальная несправедливость слепила глаза, но Маркс обосновывает эту несправедливость в рационально-правовом поле.
Подолинский обосновывает происхождение прибавочной стоимости в более широком, то есть, естественно научном контексте. И в целом он оказывается прав. Драма заключается в том, что Энгельс с ним не согласился, а Маркс хотя и согласился (по мнению адептов  теории Подолинского из либерально-ноосферного лагеря, Маркс даже запретил Энгельсу печатать 2 и 3 тома «Капитала» после ознакомления с брошюрой), но умер через 2 года после появления труда «Труда человека». Подолинский умер в возрасте 40 лет (либерально-ноосферные адепты в этом также винят Энгельса).  Но хотя Энгельс, как всякий ученый, может ошибаться и не обязан  быть специалистом по «теории всего», в критике Подолинского Энгельс кое в чем вполне прав.  В частности Энгельс говорит о смешении  естественно-научного (физического), то есть, законов термодинамики,  и законов  социально- экономической области. Подолинский называет человека с его способностью к труду «абсолютной термомашиной».  Конечно,  это не перенос физики в политэкономию,  а лишь метафора, но всевозможные физические формулы, приведенные  Подолинским,   я, например, как дед Щукарь, пропустил (помните в «Поднятой целине» Щукарь читает «Капитал» Маркса и на вопрос: «Понимаешь ли ты, дед, прочитанное»,   отвечает: «Где графики, таблицы пропускаю, оставляю только пролетарскую суть» ),    но, как ни странно, «пролетарскую суть», или просто суть всё равно без затруднений понял и она  показалось ясной и убедительной.
Труд не «творит», а преобразует природные энергии. Интеллектуальный труд, включая интеллектуальный труд прошлых поколений увеличивает К.П.Д.   мускульного труда в разы. Стало быть, человечество вместе с  нивами, скотом, лопатами, колесом и т.д. есть «абсолютная термомашина»,  К.П.Д. которой выше 100% и отсюда произрастает прибавочная стоимость.
«Ноосферисты против троцкизма»
Либерально—ноосферные адепты из теории Подолинского делают выводы, что Энгельс был «троцкист», что Октябрьская революция была «троцкистская» и так далее. Вплоть до того договариваются, что теория Подолинского «освещает»  частную собственность, хотя и непосредственно Подолинский и  выводы из его работ, как раз освещают социализм, то есть общечеловеческую собственность. 
Факт эксплуатации Подолинский не оспаривает и не игнорирует.   Но вскрытие природы механизмов экспроприации и эксплуатации в  свете его теории должны строиться иначе.  Подробно этот вопрос в работе Подолинского не разбирается.  Он говорит о процесса рассеивания энергии, рассыпания энергии в социальном поле, посредством таких явлений  как войны, голод,  дискриминация, трата средств на предметы роскоши.
 Пафос негэнтропийной природы труда у Подолинского в целом совпадает с марксистской и советско-ленинской интерпретацией труда (советское «Слава труду!»). 
Но поскольку краеугольный принцип скорректирован, то и всё остальное также  как-то должно  корректироваться.Производительность труда растёт быстрее,  чем население, даже с учетом увеличения потребностей населения, показывает Подолинский на множестве статистических примеров. Так что Мальтузианская теория им опровергается (хотя подробно автор на ней не останавливается) .   Научно-технический прогресс  за 130 с момента публикации труда Подолинского только подтверждает правильность его наблюдения. Стало быть, процесс развития общественных формаций также должен быть рассмотрен, как  установление более эффективных общественных институтов, или, как принято говорить в марксизме,  «прогрессивных».


Суть «абсолютной термомашинности»  человеческого труда в его интеллектуальности, и коллективности.  Солнечная энергия остается та же, но интеллект подсказывает человеческим мышцам  некоторый возможные перестановки и вместо одного урожая получается втрое больший.  Вопрос с эксплуатацией (которую Подолинский именует рассеиванием энергии), стало быть связан с тем, что «абсолютная термомашина» как-то ограничивает свой потенциал, то свою интеллектуальность и свой коллективизм.

Человек  - негэнтропийная машина. Интеллект труд без мускульного труда  вообще не производит ничего.  Так что суеверия насчёт постиндустриальной и информационной эры являются суевериями.
 Общественный, общественно-экономический кризис – рассеяние  энергии потребляемой человечеством ,  тогда как реально оно способно увеличивать и сохранять энергию . Если эффективность первобытного человек, считает Подолинский представить  единицей ( 1), то в 19 веке  эффективность равна  « 22, 61» .  Подолинский прогноизирует эффективность 40  и более. То есть, прогресс человечеств связан с возникновением всё боле эффективных институтов .  Человечество как идеальная термальная машина уже  негэнтропийно, но использует свои человеческие возможности не вполне (об этом собственно и говорил Маркс). Капитализм,  как  и прочие несоциалистические способы производства,  неэффективен в силу рассыпания в контексте этих устройств  получаемой энергии (под  энергией Подолинский понимает не то,  что мы ныне  называем «энергетикой» , а всю продукцию необходимую для жизнедеятельности человека)  . Войны,  безработица, трата на роскошь ,  «неэкологичные» («выбрасывающие энергию в пространство» по Подолинскому) изобретения вроде парового двигателя, который эффективен сиеминутно, но при этом истребляет на дрова леса  создают энтропию.
Ноосферщики  причисляют Вернадского к числу последователей  и продолжателем учения Подолинского.   Тут они тоже строят свои рассуждения в русле бытующих легенд.  Ноосфера в  учении Вернадского - геологический период с антропогенным  воздействием на геологию.  Тейяр де Шарден использовал термин «ноосфера» как некую идеально-разумную перспективу развития человечества и придал этому термину мистический характер.  У Вернадского нет мистических или даже философских использований термина ноосфера. Боле того, Вернадский совершенно не высказывает  опасений за экологию (ни в СССР ни в капиталистическом мире), тогда как Подолинский чётко обозначает проблему рассеяния энергии  и в наше время проблемы  экологии увязываются с воззрениями Вернадского.
Энтропия и негэнтропия
Ключевыми понятиями у теория Подолинского, на наш взгляд надо считать энтропию и негэнтропию  ( Подолинский употребляет иные термины:  идеальная термомашина с  КПД выше 100 %, эффективность). И отталкиваясь от них может выстраиваться представление о развитии общественных формаций. Известный на принцип прогресса общественных формаций имеет некоторую нестройность. Если сопоставляя феодализм и капитализм исследователи говорят о прогрессе способа принуждения, то есть, эксплуатации: при феодализме доминирует внеэкономическое принуждение, а при капитализме  экономическое принуждение.  Различие феодальной и рабовладельческой формации пытаются объяснить тем, что при феодализме крепостной сам  ещё и собственник, а рабовладение многими исследователями не признается как особая формация, а первобытно –общинный, то есть, первый и самый примитивный и регрессивный вообще не содержал классовой эксплуатации строй, тогда принцип восхождения принципа эксплуатации не может представляться как закон, как универсальный принцип.
Феномен человека состоит в обретении живым существом  второй сигнальной системы и на её основе создания культуры, что собственно и являет разум.  Человек есть разумное существо – таково расхожее  устоявшееся представление.  Менее известная, но всерьёз  заинтересовавшая научную общественность  теория автопоэзиса  показывает, что всякое живое существо обладает сознанием, а  Гея-гипотеза выдвигает также основательно обоснованную идею, что живой и разумной является планета земля.  Но лишь человечество  создаёт культуру и посредством этого своего трудового инструмента способен  создавать  энергии больше чем расходует, больше чем поступает из внешней среды.
От бредового дискурса к  высоким технологиям
Знаковая система (язык) основаны на механизме суггестии, восприимчивости мозга к сигналам. Эта знаковая деятельность создаёт феномен разума. Но на основе суггестии, усиленной второй сигнальной системы возникают и такие качество первобытного человека, как неприятие чужих, тотальный консерватизм.    Традиционализм первобытного человека в своем виде практически то же, что и бредовый дискурс. Само появление второй сигнальной системы (способности к мышлению)  есть негэнтропийная бифуркация, революционный скачок.  Но на этом же физиологическом базисе  располагается и традиционализм, то есть,  подчинение усвоенной знаковой системе, консервативность обычаев. При помощи второй сигнальной системы человек усваивает новые способы поведения и коммуникации, но  созданная при этом  культура не пропускает «иное», так что традициональное (первобытное)  общество развивается очень медленно,  так что на примере современных первобытному человеку поколений  такое развитие может даже и не замечаться.  То есть, знаковая система первобытного человека (культура) стабилизируется и становится энтропийной, то есть человеческий момент первобытной культуры  («идеальная термомашина») почти не реализуется.  Скачёк происходит посредством создания нового института. То есть, общественное развитие есть создание новых общественных инструментов («институтов»), которые трансформируют  энергию,  создаваемую обществом, увеличивая «К.П.Д» .    
В простом понимании, энтропия — хаос, саморазрушение и саморазложение. Соответственно, негэнтропия — движение к упорядочиванию, к организации системы. По отношению к живым системам: для того, чтобы не погибнуть, живая система борется с окружающим хаосом путем организации и упорядочивания последнего, то есть импортируя негэнтропию. Таким образом объясняется поведение самоорганизующихся систем. Общество ведёт себя похожим образом.  Создаваемые феноменом человека культурные институты также  с будут стремиться к остыванию и разрушаться. Если деятельность. Если выразиться в духе Че Гевары:  «Революция делают революционеры, а потом контр-революционеры забывают про революцию».  Негэнтропия (отрицательная энтропия)  творит новое, привлекая энергии энтузиазма. Но когда  некогда новые восхищающие явления становятся рутинными, обычными, творческость остывает, и энтропия начинает разрушение.
То есть, общество должно жить не только биологически, но и развивать свой общественный строй. Именно тогда человечество  представляет феномен идеальной термомашины.
Когда энтропия захватывает общину, отдельные члены её  начинают вести себя «аморально», так что их либо изгоняют, либо они бегут сами. Так что первобытное состояние продолжается до тех пор пока общины в каком-то месте настолько уплотняются, что они уже не могут избегать друг друга  посредством миграции. В этом месте, в этой ситуации возникают новые институты. Можно их обозначить как союзы племен.   Эти предгосударства или первогосударства  используют тот же традиционалистский институт, но появляются лица, которые выделяют «канон» и акцентируют те обычаи, представления, который сакрализируют  род главного вождя.   Собственно сакральность не столько выдумывается волхвами, сколько реально спонтанно возникает из некого исторически запомнившегося подвига того или иного вождя, важнейшим из которых могло быть объединение племен для войны или сооружения жизненно важных сооружений, крепостей или храмов.
Такая формация также приходит к пределу своего величия, когда общее войско, культ вождя и все те традиции, которые раньше обеспечивали триумф, перестают защищать и от внутреннего гниения и от набегов варваров.   Человечество начинает деградировать.
Тогда –то и возникают монотеистические религии, которые суть религиозные государства. Это уже не вполне традиционализм. Это новые учения, в них содержится философская, общественно важная, этическая компонента, эти религии уже не есть поклонения местным божкам, они универсальны. Такая религия нужна для единого государства, и наоборот, чтобы такая религия установилась, нужно государство, потому что традиционализм, как мы показывали выше – принципиально консервативен – сам он не откажется от своих застойных суеверий (Символично индуистская  легенда: если неприкасаемый наступает на тень дважды рожденного, тот осквернен и проклят…, так что ему ничего не остается как перейти в ислам). 
То есть, за интуитивно -эстетической фазой древнейших языческих цивилизаций наступает фаза с парадигмой  уже осознанной,  феодальное религиозное государство.
Затем появляется недогматическое, светское рациональное мышление  (гражданское право, наука, капитализм, философия, искусство).
За  таковым периодам науки и права приходит эра технологического новаторства.
И всякий раз «новшества» дают толчок общественному развитию, общественному оптимизму, но вскоре эти же восхитительные   инструменты, приборы, открытия, становятся фактором  деградации общества.  Это может показаться парадоксальным: почему развитие, блистательная научно-техническая революция  вдруг становится фактором  обеспечивающим энтропию, а не удаляющим её?
Технологический тупик
Техническое развитие (включая, банковское дело, искусство рекламы, бухгалтерский учёт, маркетинг etc) , обретя слаженный, отлаженный механизм своего шествия, расширения, наступления, становится  столь  «мощным», что начинает составлять угрозу человеческому феномену.  Дегуманизация, деградация, дезориентация  человека и общества  становится механизмом   управления.
Но эта волынка:  негэнетропия - энтропия- опять негэнтропия… -  не бесконечна.  Феномен, который возник  как способность человечества  сохранять и увеличивать жизненные энергии посредством труда в человечестве, первоначально реализовывался человечеством  периферийно, половинчато. Теперь человеку необходимо совершить скачок в эру социально-личностного новаторства (не как красивой фразы, художнической оригинальности или экстравагантности, а именно общественной формации, базирующейся на этой потребности, и этой «технологии»).
Шестой фазой-формацией, стало быть,  должна быть эра социально-личностного новаторства.   С ней  наступает не конец человечества, а конец человечества, живущего по не совсем ещё человеческим формационным парадигмам.
Насчёт социального и личностного уже говорилось довольно много. Так что актуальным и акцентуированным для нас должно быть понятие «новаторство».  Социалистические проекты , социальные и солидаристские, гуманистические инициативы  и прочие, развивающие человека проекты должны расти произрастать качественно и количественно.  Шестая фаза «переворачивает» фазу технократизма.  Технологии действительно создают громадную эффективность, производительность труда грандиозно возрастает, К.П,Д. зашкаливает, но рассеивание энергии из-за  пренебрежения,  деградации  человека, пренебрежения творческими потенциалами большинства людей, эскалация войн, сознательное провоцирование безработицы, голода, кризисов возрастает масштабно . Технологии, технологические расчёты создают  массовые неврозы, психозы, манипуляции общественным сознанием, политтехнологические войны, игнорирующие тот факт, что источников всяческих богатств является не финансовые схемы,  политические интриги, а  человеческий труд .
Труд - мускульный труд
Утверждение Подолинского,  что труд  - это именно мускульный труд, а также именно труд выращивающий хлеб , а весь прочий интеллектуальный и  металлический труд  имеет эффективность, если делает эффективным  и производительным мускульный труд хлебороба – эта идея при всей её наивной простоте совершено правильна и фундаментальна, она основа будущего социализма.  Переход к всемирному социализму, как общественной  фазе, где превалирует новаторство в сфере развития, консолидации и солидарности  общества и воспитания личности. В целом советский социализм этот пафос как бы не отвергал, но всё же в основе механизмов «построения социализма»  декларировалось создание материально технической базы.  Но  развитие человека и общества  как примат, как базовая парадигма отсутствовал.
Социализм  - это строй, где  «властвует» человек-социалист, таковой не только хорошо трудится и поёт весёлые советские песни, он обладает и философско-научным пониманием исторических процессов и политически активен.  В брежневские времена все эти съездовские восторги были, конечно, уже симуляцией, что было доказано поведением этих «комсомольцев» при распаде Советского Союза. 
Человечество уже есть негэнтропийная  система,  идеальная термальная машина, но работающая   частично  как обычный биологический мир. То есть, социализм – осознанная и полная работа  «идеальной термомашины»  человечества.
Ноосферные либеральные адепты Подолинского провозглашают Вернадского продолжателем миссии Подлинского.  Отчасти это проявления восторга от ясности и перспективности теории Подолинского и присутствия в терминологии Подолинского столь любимого эзотериками термина как  «энергия». . . Вернадский, надо сказать, использовал термин «ноосфера» не в модном ныне значении, таковым он обозначал геологический период в истории планеты Земля, когда антропогенный фактор стал  изменять геологию планеты, при этом Вернадский не замечал экологических проблем.  У Маркса мы в свете его политэкономии экологическая проблематика не всплывает, а   Подолинский её замечает  уже непосредственно через теорию . Он совершенно четко оговаривается, что человечество негентропийно только с нивами, домашним скотом до тех пор пока не научится создавать себе пищу непосредственно из солнечного света (это не научная фантастика, просто как ученый Подолинский понимает, что пища  человека производится в конечном счёте энергией Солнца).
Человек циничный, пессимистичный, реалистичный  возразит: а почему же империалистическое рассеивание энергии не прекращается, а наращивается глобалистский неолиберальный демонизм? Социалистическая новаторская негэнтропия не возникает стихийно,  спонтанно, рыночно или просто так. Это сознательный и волевой принцип.  Социализма нельзя ждать или искать под кустами как грибы,  его надо сильно желать, жадно искать,  созидать, творить. Брежневское «ободрямс», путинская «стабильность», ровно как и «антипутинская» типа:  «уже никогда державу не восстановить, Россия продана под чистую»  являются нетворческими, энтропийно-потребительскими  формами  «неидеального» потребления энергии. 
Неэнергосберегательность досоциалистических формаций
Подолинский говорит о  неэнергосберегательности  досоциалистических формаций (не забываёте, что он это делает в 1880 году), хотя в целом интерпретации классовой теории в свете своей теории  труда  Подолинский не изложил (рано умер).  Можно лишь достроить его выводы самостоятельно.
Советский, китайский и прочий социализм, повторявший всё-таки именно советскую формулу социализма,  был нацелен главным образом на создание материальной базы, что, конечно, было и правильно .  Но всё же и неправильно, так как эта база принималась за мотор-суть социализма, а сутью является сознающий , научно понимающий природу социализма класс революционеров-коммунистов  (вспомним слова «позднего» Ленина о коммунистах, которые усваивают «все знания, выработанные человечеством»!)   Как уклад и активный участник советского социализма такой «мотор»  присутствовал в советском социализме, но не был достаточно концептуально осознан как основа социализма.  Идеология материально-технической базы, роста благосостояния, развития тяжелого машиностроения сдвинула на периферию, а  потом и вовсе «съела»  идеологию человека-коммуниста, пассионария-космиста , противостоявшего энтропии, упорядочивающего социальный и природный хаос.
С идеями Подолинского пресекается пафос синергетики.  В этой же сфере Фритьоф Капра размышляет о новом научном мышлении.   Подолинский резонирует передовыми  исканиями современной науки.  Но очень важно, что его теория не только исходит из замыслов Маркса, но между Марксом и Подолинским произошло взаимовлияние. Период безвестности Подолинского также позволяет автора писавшего 130 лет назад воспринимать как современника,  мыслителя пришедшего к нам сегодня, когда первоочередной задачей является воссоздание социалистической теории, которая остыла. Трудно ожидать, что в наше время могут откуда-то появиться ученые энциклопедисты, способные создавать поправки конгениальные  мегалитам Маркса и Ленина. Без опоры на «гигантов», без ссылок трудно выстроить теорию, которая получила бы авторитет. Кроме того, нам как раз нужно такое понимание социализма, которое  именно развивало марксизм, а не разрушало, ревизовало, симулировало.   Марксизм, ленинизм, социализм уже есть,  исторический опыт СССР – энергия огромной силы, её надо лишь трансформировать, разумным образом переставив   иные неэкономично уложенные кирпичики, провести культивацию, продуманно изменить какие-то режимы  наших действий, и таким образом повысить  «социалистическую урожайность».
 Ленин и Подолинский
Так или иначе, Подолинский не стал той фигурой, которая по-русски развила «немецкий» социализм. Такой фигурой очевидно стал Ленин и связанный с ним большевизм.  Некоторые инновации Ленина имеют совпадения с идеями Подолинского.   Большевизм и Ленин выдвинули идею  «союза  рабочего класса с крестьянством», это выразилось также и собственно в самой эмблеме большевиков – Серпе и Молоте.  То есть,  труд хлебороба,  как ключевое звено, который в классической марксистской логике мог выпадать, так как там в центре оказывался  промышленный рабочий, в советском марксизме сохраняется.  Теоретически наверху всё же пролетариат, но фактически это не всегда так: советская культура от Есенина, Шолохова да позднесоветских деревенщиков  вращается вокруг земли,  идеологемы, вроде «хлеб драгоценность, им не сори», «хлеб – имя существительное», принципиально доминантны.   Конечно, пренебрежение деревней также присутствовало, но культура будь то Есенин, Шолохов, Распутин или Шукшин на  реагировала на это очень ностальгично  и Иваном Бровикиным, и «Калиной  Красной», и «Матёрой», и  «Афоней».  Пафос прославления  Труда, можно сказать, в советской идеологии восторжествовал полностью, так сказать, несмотря на  «незамеченность» Подолинского.   Именно пролетарий, экспроприированный   эксплуатируемый класс, не имеющий ничего кроме цепей, должен был их потерять, и именно это делало  теоретически рабочий класс – классом-мессией»,  миссия которого была  реализовать «освобождение труда».  У Подолинского ключевой понятие «труд».  Реальный социализм, мы видим, каким-то образом также не отошёл-таки от этого «ключа».
Другим новшеством Ленина были его идеи партии нового типа и учение о революционной ситуации.  Тред-юнионизм приводил рабочий класс к соглашению с буржуазией.  Можно даже сказать и больше, рабочий класс мог  попадать и попадал под  влияние фашистской идеологии. Этот своеобразный социал-демократический тупик увидели и Каутский и Ленин. Но прореагировали по- разному .   Оппортунизм  предлагал остановиться, полагая, что в согласии рабочих содержится  «демократическая миссия», но Ленин показал, что переход к социализму, как и научному мировоззрению, и научному социальному устройству, не возможен без научной идеологии, которая должна быть  пролетариату внедрена партией.  Причем Ленин в последних уже речах советского периода говорил, что надо коммунисту учиться, учиться и учиться,  и усваивать все знания выработанные человечеством.  То есть, революционный класс должен быть чем-то принципиально отличным от просто рабочего-тред-юниониста.  Это совпадает из идеологией труда по Подлинскому, где труд есть негэнтропийная трансформация энергии, интеллектуальная перестановка  чего-то, что увеличивает К.П.Д.  более,  чем на 100 %.   Ленин как и Подолинский «трансформирует» Маркса , и тогда это даёт эффект.  Если не «трансформировать», энергия исчерпается, эффективность теряется.  Вместе с тем Ленин трансформирует также и русскую традицию. Вспомним хрестоматийное «декабристы разбудили Герцена», «ближе они стали к народу».   Ленин как и Подолинский не только знал об возможности интеллекта трансформировать, но и сам трансформировал, то есть, сам был творческой в высшей степени личностью. И такое творчество как раз охватывало и  понятие труд в понимание Маркса и Подолинского.  Вульгарный нетворческий марксизм в труде видел  «двух Иванов, которые ковали железа за стеной» (был такой анекдот). 
Что  делать?
Ленин, как мы помнил, вырастал не только из Маркса , но и из Чернышевского, для которого социализм  был именно сакрализацией труда (новые люди Чернышевского занимаются надомным трудом и в этом труде им грезятся «хрустальные дворцы» будущего, «особенные люди»  Чернышевского  - это аскеты великой идеи).   У Чернышевского также труд получает своё увеличение героической, действенной  интеллектуальной поддержкой.  Парадигма  «труд+интеллект» у Чернышевского присутствует. Так что принципиальный ответ на вопрос «Что делать?» у Чернышевского и Ленина схожи.  Нужно не просто сочувствие  «униженным и оскорбленным», «горемыкам и детям подземелья», нужно изменить ситуацию.  И большевики, и Ленин говорят, что коммунист – это человеческий тип.  «Пролетариат»  порой сакрализуется автоматически самим «происхождением», но  всё же не происхождение делает «пролетариат» классом-мессией, а именно его преображение через действие  политической партии, коммунистической теории. Каутский и социал-демократы остановились перед фактическим рабочим ,  которые естественно останавливался на экономических требованиях, так как идеологические и политические требования социалистического порядка    не могут возникнуть  «спонтанно».
Смысл  теории Подолинского
Учение возникнув в своём развития  повторяет ту же  схему развития что и развития обществ в целом – от примитивной суггестии к всё боле сложным институтам и наконец к непосредственному развитию личность (понимая, что личность встроена в общество органичным образом). В общих чертах именно нацеленностью на последнюю задачу и был привлекателен марксизм.  Поправки могут  войти в канон идеологии на первом юношеском этапе, когда «проект» ещё формируется. Но установившись, проявившись и начав своё шествие  социальный проект требует фиксации, своего рода стандартизации, тем более, что общий пафос борьбы за социальную справедливость при этом не затрагивается. Далее внести поправки можно лишь, когда произойдёт кризис движения.
То есть, теория Подолинского не успела в 1882 году, когда марксизм был на подъёме и практически «канонизирован».  Публикация на родине произошла в 1991 году через 100 лет после смерти Подолинского, но тогда публикаторы русского мыслителя понимали Подолинского  в духе либеральной моды, как некий упрёк Энгельсу. Либералы в целом не осмысляли текст Подолинского, а искусственно накладывали к нему антикоммунистический либеральный  комментарий «социализм плохо, капитализм хорошо» .
Смысл же следующий. Научная  картина природы труда Подолинского несколько отлична от концепции Маркса. Подолинский проделал работу (потрудился) в духе своей теории по увеличению эффективности теории социализма.  Энергия солнца, преобразованная  в живой материи, преобразуется далее человеческим трудом. Человеческий труд – есть разумная деятельность и К.П.Д. (эффективность) труда в раз увеличивается за счёт интеллектуальной деятельности, способствующей увеличению  производительности этого труда. Человек и его Труд являются негэтнропийным «механизмом» (абсолютной термомашиной)   при этом под человеком нужно понимать все человечество «с его нивами и домашними животными», а не только участников производства с торговыми-денежными цепочками. Вся человеческая культура в целом ответственна за преобразование, сохранение и увеличение  «солнечной энергии».  Хотя ответственен за эту переработку мускульный труд, но если на уровне организации труда, интеллектуального труда, общественно-политической структуры и выше не произойдёт творческой работы и стабилизируется  «вековая неподвижность», тогда «движение» на этих уровнях пойдёт вниз и  «преобразованные трудом энергии» начнут рассеиваться в пространство, как солнечный свет, не уловленный растениями.  Прибавочная стоимость создаётся мускульным трудом, но эффективность, производительность его умножается «всяческим» интеллектуальным опытом и трудом человечества в целом, включая прошлые поколения (само понятие «труд» не может быть оторвано от понятие «интеллектуальная деятельность»).  Неэффективное социальное устройство, отчужденность  масс населения,  эксплуатация, накопление богатств в руках паразитарных групп  обуславливают  «сбой» негэнтропийной человеческой машины и порождают  рассеивание, потерею  энергии.  «Классическая» марксистская формулировка пренебрегала (на политически-бытовом уровне)  как околопроизводственным интеллектуальным трудом так и  запроизводственным интеллектуальным трудом,  акцентируя  внимание исключительно на физический  труд рабочих. Из-за этого марксизм не смог уделить должного внимания технологическому развитию, а теоретическим вниманием к культурному  социальному развитию  по существу пренебрег,  сдвинув его по остаточном у принципу в сферу «соцкультбыта».
Критика марксистского стандарта  очень часто встречается в штыки (и меньшевиками, и большевиками).  Либералы, наоборот, очень любят критиковать марксизм, но при этом они стремятся социалистическое учение  дискредитировать, то есть, делаю это во благо энтропии.  Формально  «диалектический материализм» выступает за развитие.  Но чаще всего это походит на легенды индийского брамина, который читал санскритский стих о величайшей мудростью Бхагавад Гиты  40 лет, так что после этого мудрого йога ухода на Вайкунтхи звери в роще, где сидел мудрец, заговорили  на языках людей окрестных селений.  То есть, остались легенды, с которыми Индию легко захватили турки, а потом португальцы и англичане. Споры, возражения против нашей поправки  и вставки Подолинского в соцтеорию неизбежны. Но если  социалистическая теория не станет реально научной,  то эффективность  «социалистических»  подвижек  окажется минусовой, лишь в  некоторых  случаях тормозя расширяющийся регресс.
Впрочем, думается, что главное – не теория Подолинского, а сама активизация теоретического мышления. Каждый отдельный человек находится в своей специфической ситуации  и нуждается некотором концепте, актуальном именно для него. Но, тем не менее,  это звено -  «неэгэнтропийная природа человеческого труда» -  окажется актуальным и полезным для многих. Мы не стали приводит физические формулы  из труда Подолинского (кого интересует именно это, может сам почитать работы русского ученого) ,  но даже и для «вообще мышления», «вообще теоретизирования»  Подолинский окажется со своей «теорией труда» полезен… Впрочем моя учительница математики любила повторять «теория без практики  мертва», тогда как «практика  лишь слаба» (Подолинский как раз развивает именно этот афоризм).
Сам факт того, что Подолинский общался с Марксом и его теория труда была им одобрена,  так же важен, потому что он поможет  преодолеть скепсис  и недоверие «хранителей-блюстителей»  марксизма, остерегающихся ревизионистских отступлений. С точки зрения логики и теоретического мышления Подолинский замечателен, но, увы, не все владеют теоретическим мышлением даже среди тех, кто себя позиционирует марксистом, так что исторический прецедент того, что Маркс  одобрил русского ученого, сформулировавшего нечто,  несовпадающее вполне с общими положениями Маркса, вынуждает  даже их рассмотреть нашу позицию… 

И подумать… об «энтропии и негэнтропии».      

Комментариев нет: