ТОПОЛОГИЯ "СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА". ВВЕДЕНИЕ

ТОПОЛОГИЯ "СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА". ВВЕДЕНИЕ:
                   

        (Этюд о советском человеке)

Читая немецко-еврейско-американского философа Эриха Фромма, я вдруг по энтузиастичном прочтении почти десятка его книг вдруг перестал его принимать. Одной строчки «коммунизм окончательно испортил марксистский гуманизм»  хватило. Я увидел перед собой тупого ординарного  американоидного хомячка-антисоветчика. Я увидел, что при всех его мудрых, глубоких и замечательных идеях он жестко форматируется в самом узловом месте. Он не отвечает и не размышляет о причинах и виновниках «массовых репрессий», не рефлектирует о роли Рузвельта, Черчилля и их стран в зажигании второй мировой войны. Если бы Фромм был простой западный обыватель, или простой ЦРУшный советолог, в этом не было бы ничего экстраординарного и «интересного», но ведь Фромм -  создатель франкфуртской школы, марксист, светоч, критик капитализм и таких форм оппортунизма как  завиральные идеи Маркузе. Тем не менее, маэстро примитивен как самый тупорылый либераст, когда дело доходит роли СССР. Тут всё развалилось… 

          

  В чём причина?  Почему я, «гнида», вижу как маэстро опарафинился?  Причем  эту заморочку  Фромма  мы обнаруживаем  молниеносно, нас не  «одолевают смутные сомнения», а сразу же «корёжит».  Мы даже видим , что Фромм - не неправ, а находится как раз под влиянием того самого подсознательного, в котором он, Фромм -  ас и светоч, а мы  –  простые дилетанты  и неофиты…

            Винни-Пух  задумался.

            Конечно, у меня есть принципиальное отличие от Фромма. И не только у «меня»? А у всей группы,  в которой я сформирован непосредственно и в которой я непосредственно существую…

            Из с этой присказки перепрыгнем к идеологии марксизма.

            В целом она, надо сказать, скорее проста, чем сложна. И эрудиция профессоров, прочитавших всего Маркса, всего Энгельса,  всего Ленина, а также Фейербаха, Прудона, Каутского, постигших многие прочие «зияющие высоты» в целом не только не нужна, но и излишня.

            Истина марксизма-коммунизма в том, что каждый человек и особенно человек труда, человек бедный, но и вообще всякий  принципиально достоин уважения, и гуманного отношения, мы - равны, даже если кто-то слабее нас, менее образован, менее талантлив и так далее, мы всё равны, как равны любящие друг друга братья (1).

             Коллективизм, общественность, альтруизм - важнейшая идея, важнейшая суть человека, его главная эволюционная «правда» (2).

           Идейность марксизма-коммунизма – наука. Не религия, не идеологическая аксиоматика,  не какой-то философский миф, а рациональное, теоретическое, опытное мышление. Именно поэтому «марксизм – не догма» (3).

            Подытожим: гуманизм, социальная справедливость, научность. Из этих трёх идей вытекает, тем не менее,  очень многое и очень важное. Так, например, организационная роль революционного авангарда (партии «профессиональных»  революционеров) - не такая  «эврика», она стройно и логично вытекает и трех «первоидей» марксизма. И именно этой ориентации, которая мгновенно позволяет решить и увидеть заблуждения Фромма и кого угодно, у Фромма не было. Поэтому он талантливо, причудливо интересно исходит из  мессианских идей христианства и иудаизма, нагружает их светским рациональным пониманием, укрепляет психологическими открытиями Фрейда и мессианскими «гуманистическими» прозрениями Маркса.

            Но Маркс - не Фромм. Скорее всего,  именно это имел ввиду Маркс, когда говорил:  «Тогда я не марксист». Маркс исходит (не смотря на почти буквальную близость  иных позиций марксизма мечтам апостола Павла, обращающегося к фессолоникийским первокоммунистам)  не из тех идей, которыми ограничен Фромм.  Революция, то есть, большой и естественный социальный тренд,  может вывести человечество к «настоящей истории».  И главное в этом тренде то, что «угнетенные» должны обрести научную идеологию. Не так что «угнетенные» должны стать докторами всяческих наук и проглотить своим мозгом дюжину энциклопедий (такой «простой» подход лишь  - двигатель книжной торговли),  они максимально научно должны понять динамику общественного развития с её классовой интригой.  И для этого у «людей труда» есть все важнейшие условиях для успеха в этой науке, так как они не только социальные аутсайдеры,  они инсайдеры ключевого социального конфликта, называемого в марксистской социологии-психологии  «классовой борьбой». Их заинтересованность не противоречит в целом их объективности, а как раз с ней резонирует.   

            Маркс, Энгельс выработали идеологию научного коммунизма из своего научного и исторического опыта и создали научный коммунизм собственноручно..  Они создали эту идеологию, опираясь на частичные и косвенные догадки своих современников и предшественников. Практически все их труды - критика своих левых «товарищей», будь то Прудон, Штирнер или Фейербах. Они не были одиноки, но, как в ином месте заметил Ленин,  «был очень узок круг этих революционеров». Они создали учение из полуфабрикатов, поправленных и ошибочных лозунгов и схем, из идей своих единомышленников, из которых, впрочем,  Маркс, Энгельс были первыми. Они совершили подвиг и создали первичный продукт.   Ленин , Сталин и другие большевики, конечно  же, пришли к коммунизму также исходя из своего опыта, социальных наблюдений и рациональных поисков. Но они не создавали научный коммунизм, они его обнаружили уже существующим, уже созданным и обретшим социально-исторический опыт. Они его использовали и развивали.

           Ещё в большей степени имели «готовую базу» последующие   революционеры: Мао, Дэн Сяопин, Ким Ир сен, Тито, Хошимин, Ходжа,  братья Кастро, Че Гевара, Уго Чавес. Они опирались не только на Маркса-Энгельса, но и на  Ленина со Сталиным, на опыт реального советского социализма. Они получили более сложный коммунистический инструмент, чем тот, что был у большевиков, и тем более создателей научного коммунизма.

           Можно сказать, что новые поколения коммунистических лидеров не были такими титанами и «глыбами», как Маркс-Энгельс, но у них были принципиально более качественные и сложные инструменты и их практический успех имел больше успеха,  например, Парижской коммуны,  в делах которой Маркс даже не нашел смысла поучаствовать  лично. 

            Я не буду останавливаться на успехах СССР, КНР, Вьетнама, Кубы  или таких полусоциалистических стран,  как каддафийская Ливия, Венесуэла, другие «боливарианские страны»  или на незавершившемся «эксперименте»  Сальвадора Альенде.  Если внимательно присмотреться к этому социалистическому опыту, то он феноменален и восхитителен. Вся критика СССР и прочего практического социализма, даже если эта критика исходит из уст маститых гуманитариев, демонстрирует  лишь их  «зияющую» «пустоту».  Замечательно в этом отношении сальто-мортале Александра Зиновьева, который ринувшись в гущу диссидентства, хлебнув  жития-бытия цивилизованного Запада, вдруг понял, что  относительно своего советского отчества он находился в интеллигентской фигокарманной иллюзии.  А взглянув на СССР с его бытом, экономикой и всем-всем со стороны, понял, что это было «нечто», а вовсе не то, что стрярпают относительно СССР  ЦРУшные  советологи.

            Следующей очень важной и очень специфичной конгрегацией коммунистов являются «советские люди» (soviet people). Специфичность их в том, что «советский человек» в отличие от Маркса, Ленина, Фиделя, Че Гевары, Броз Тито и Уго Чавеса впитывал марксизм, коммунистическую мысль  «с молоком матери».  Более того,  некоторые  советские люди имеют не только родителей, но и родителей родителей, родившихся при советской власти.  Такой урожденный советский ребенок получал  советское воспитание в школе, в  обществе (театре, кино, СМИ, на производстве), в семье.  Вместе с тем такой «коммунизм» был массовым: друзья, соседи, коллеги, попутчики в поезде и общественном транспорте тоже были «марксистами». Безусловно, степень такой коммунистичности была разной. Кто-то  был «беспартийным коммунистом» по стольку поскольку, а внутри имел своё иное воззрение, нередко очень инакомыслящее. Но даже если 1 % советских людей имел коммунистическую матрицу, то именно этот процент позволил осуществить индустриализацию, выстоять в Вандее 37-го года, победить в войне, выйти в космос. Думается, что если в 1941 был один процент «истинных  внутренних коммунистов», то в 1961 и 1981 году этот процент был уже значительно выше.

             Но почему же тогда, возникнет вопрос, эти советские люди, этнические коммунисты, марксисты «материнского молока» так легко расстались с социализмом СССР в 91-93 году?  Естественно эти «спонтанное природные коммунисты» прекрасно уже видели, что советская элита 80-х не исповедует ни социальной справедливости, не считает народ равным себе и не испытывает к «людям труда» сколько-то  искреннего марксистского уважения, ни принимает своих решений с научных соображений.  Коммунистическая верхушка обрастала карьеристами и формализом, новые мелодии стали играть «сынки и внуки»  советских героев и лидеров, которые превращались в новую «советскую аристократию» (вспомним дочку Брежнева, Егора Гайдара, Никиту Михалкова, а все советские лидеры и герои войн и новостроек имели детей и внуков, многие из которых не могли не пользоваться преференциями)  . Это было видно очень многим. «Советский человек»  не чувствовал в советской элите (не только в Горбачева, Яковлеве, Шеварнадзе, но и в Лигачеве, Рыжкове, кто там ещё ) «своих», каковых он чувствовали в Ленине, Сталине, Фиделе Кастро.

              Реальная причина распада советского проекта в том, что коммунистическая идея  советских людей, будучи безусловно таковой по указанным выше трём пунктам,  не имела понимания по другим трем важным моментам.

               «Советская идеология» не вполне осознавала классовую природу сформировавшееся советской номенклатуры.  Даже если в сталинское время существовало  понятие «усиление классовой борьбы», и оно относилось не только к умонастроениям «бывших», но и к настроениям буржуазно мыслящей партийной советской элиты, но в полной мере этот факт не мог быть понят и распознан, так как к этому  формирующемуся «номенклатурному» классу  относились не только Ягода, Ежов и Енукидзе, но и Калинин с Молотовым,  и сам Иосиф Виссарионович.  Не были в советской идеологии реализованные и других два важных для коммунистического мировоззрения момента. Эта идеология не обращала внимание на такие  явления, как невроз, психоз, бессознательное, то есть, массово советский человек-коммунист  не обладал  ясным  и «канонизированным» понимаем, что озвученная идеология не только не совсем  совпадает с внутренней позицией, но  во внутреннем мире человек может не быть   никакой особенной позиции в принципе.  

Также не ставила на край угла советская идея  и роль личности. Более того, нередко личность-индивид выступал как антипод коллектива-общества, и понятие «личность» попадало в такой негативный контекст как, например,  «культ личности». «Личность», как и вся надстройка, была не только вторичной, но второстепенной категорией.

            Так что советского человека-коммуниста ждал кризис,  и он наступил. Медленно «огнь» советского коммунизма начал остывать с 1956-го,  и быстро – с первых плодов горбачевской перестройки.  Но этот внутренний  коммунизм «советских людей» , коль уж он был качественно иным и большим (!) даже,  чем коммунизм Маркса, Ленина и Че Гевары, он не мог так легко согласиться с наступившим капитализмом-олигархизмом-глобализмом. И мы видим, что как только началась приватизация в 1992 году, советский человек-коммунист активизировался.  Мы не можем назвать современное состояние прогрессом коммунизма, так как многие институты общества и уже целое поколение выросло в условиях откровенного капитализма и прямого антисоветизма, так что в целом коммунистическое движение сузилось, но некоторые качественные изменения произошли:

         «Советский человек»  опытно реализовал, что капитализм  хуже, а социализм лучше (1).

         «Советский человек»  реализовал, что советская политическая элита пребывала не в «застое», а просто начинала «осознавать» свою  социальную природу «класса господ»  ( именно за указание на этот факт она преследовала если не всех, то многих «диссидентов») (2).

       Наконец, в среде пост-советских «советских людей»  появилась конгрегация  с новым качеством.  Если в советское время научная ипостась марксизма в общественной сфере ограничивалась некоторым форматным стандартом, перешедший за рубежи которого непременно третировался, то сейчас, постсоветский «советский  человек-коммунист»  обрёл большую историческую, философскую и иную информацию.  Его стремление «усвоить все знания, выработанные человечеством», его понимание, что «быть марксистом означает быть как можно более научным»  (Л. Выготский)  уже не имеют препятствия, и «человек-коммунист» выходит из первозданной идейной аляповатости, неуклюжести.

        Масса социальных завоевание Октября в 91-93 годах были утрачены.  Идеи социалистического гуманизма, общественная собственность и даже научный взгляд на общество и историю антисоветская политическая элита  постаралась маргинализировать.

        Но выдвинем гипотезу, что то, что было главным в СССР  (госсобственность и однопартийность компартии) было всё  же не самым главным.

        Известно, что Марксом выдвигалось учение об отчуждении,  и этого учения Маркс никогда не отвергал. «Отчуждение» есть десоциализация личности. Человек работает на капиталиста, и всё больше отчуждает самого себя, поскольку всё свое время он тратит на  деятельность во имя биологического поддержания себя и своей семьи, его человеческий потенциал оказывается нереализован, он уподобляется примитивной машине.  Человек есть продукт культуры, и чем больше человек «культивирован», тем больше он человек, но пролетарий не имеет ни времени,  ни средств, чтобы культивировать себя. В советское время воспитание человека, его образование, его  развитие было, можно сказать, «впереди планеты всей» по многим своим  составляющим, но всё же главными в советской идеологии были роль политической партии и развитие материально-технической базы. Полное созревание и полномасштабный расцвет личности отдвигались в светлое будущее. Но каков бы ни был реальный предрассудок официальной концепции коммунистического строительства, реально и объективно развитие происходит  в соответствии с истинными законами, а не предписанными.  То есть, как бы ни было в теории сознание и мышление вторичны- второстепенны,  сознание-мышление  жили своей жизнью. «Уважаемые люди» выстраивали цепочки полезных блатных связей, а «люди труда» в соответствии с их совершенно неизбежной и закономерной потребностью  искать решение своих проблем в радикальном преобразовании общества, культивировали коммунистическую ментальность, иронизировали над противоречиями и несоответствиями реального социалистического быта, презирали «подпольных миллионеров» с их спецбуфетами и прочими постсталинскими  привилегиями.  То есть, коммунистический человек, мыслящий (взирающий на мир)  гуманистически, коллективистки и научно,   есть самый главный продукт советского общества.

В нынешнем  состоянии этот человек, хотя и потерял свою политическую гегемонию, сузился количественно,  но вместе с тем получил и опыт нового качественного порядка.  Зло капитализма стало для него не «идеологическим штампом», а реальностью;  опыт СССР, уйдя в прошлое,  исторически рафинировался, его внутренне качество очистилось над сиеминутного  материального шума, оно обрело законченность,  оформленность ; и , так сказать, СССР «воскрес»,  раскрыв перед шокированными вероломством, хамством и хищностью «дикого капитализма»  советскими людьми сакральную высоту и подлинность советского социалистического уклада. 

Учение Маркса в своем самом общем виде – это учение об изменении социально-политического устройства (то есть, государства, потому что политическое устройство – это государство).  И Маркс,  и Ленин очень четко высказывались об отмирании государства. Но это не могло быть понято, так как они же очень определенно критиковали анархизм, то есть, непосредственных прямых адептов отмирания государства. «Отмирание» в этой ситуации может означать только то, что институт  государства уйдёт на иные  второ-  и третьестепенные роли (на второстепенную роль он уже ушёл), когда взрастёт иной коммунистический институт, где личность будет получать всестороннее и постоянное развитие,  и этот союз творчески обобществленных активных личностей  будет несоизмеримо могущественнее и государства, и  исторических религий,  и технических достижений и возможностей, и  классовой корпоративности.  

Советский человек – это конечно, именно человек-коммунист. И это «коммунист» означает не обладание партбилетом, комсомольским значком или  пионерским галстуком. Коммунист здесь и сущность природы человеческого вида, то есть, вида, обладающего так называемой второй сигнальной системой,  вида, адаптивная система которого расположена за пределами его физиологии – в культуре, которая находится не в библиотеках, скрижалях или памяти жестких дисков; которая есть принимаемый и  передаваемый сигнал-знак,  которая находится только в обществе, общении, сообщении.  

Коммунист – это этнос.

Коммунист – это и религия, универсальная, доводящая своих «ценности» до универсальной инвариантности, воистину мировая. Коммунизм не есть «как бы» религия  или идеология, сохраняющая атавизмы «религии»,  мистически-мессианское пророчество-мечта, похожее на религиозное послание. Только коммунизм и есть религия в её реально-необходимом смысле. Коммунизм есть подлинные инвариантные христианство, ислам, буддизм, индуизм, дзен и дао.   

  Коммунизм – это также и есть наука о человеке,  история, психология, философия, социология, истинное и единственно справедливое право. 

Коммунизм – это коммуникация.

Коммунизм  - это институт коммунистов, принципиально активно «личностно» развивающихся  индивидов.

И этот коммунизм - не легенда вроде легенды о Беловодье, мечты о рае, или метафизической притче о тысячелепестковых небесных  планетах. Этот коммунизм существует в исторически существующем и продолжающем развиваться «советском человеке». Такой тип «советского человека», продолжает своё развития не только в странах бывшего СССР, он своими путями развивается и в Китае, Вьетнаме, на Кубе, Северной Корее…  и во всем мире. Эпицентр, конечно же, всё ещё в бывшем  СССР. Здесь есть люди,  чьи деды родились при социализме, здесь тип человека-коммуниста взращен  уникальным историческим опытом.

Этот  марксизм-коммунизм стал немножко «сложнее», он по-прежнему относительно прост.

1. Все люди – братья (гуманизм).
2. Человек расцветает в обществе и живя для общества (социализм, коллективизм). Человеческая индивидуальность и общество – одна нераздельная система.
3. Здоровое мышление человека – это научно-творческое мышление. Религия -  факультативное подспорье, как, например, заучивание таблицы умножения: её заучивают, но в сущности же математика не есть заучивание, а именно логическое и осознанное понимание, что трижды три именно девять (научность, светскость).
4. В СССР  возник-таки «господствующий класс».
5. Кроме борьбы идеологий существуют подсознательные квазиидеологические состояния: неврозы и психозы, смысл которых для коммунистического действия в том, что в этом состоянии у человека ломается, портится  механизм мышления,  человек погружается в идейно-логическую какофонию, концептуальный хаос, интеллектуальную дистрофию.
6. Развитие личности -  главная, а не факультативная  цель классовой борьбы. В наше время этот персоналистский тренд  получает особые объективные условия для своего развития. 
7. Субстратом (базой) современного коммунистического  роста-движения является «советский человек-коммунист», родившийся в бывших и ныне существующих социалистических странах СССР, КНР, КНДР, Вьетнаме, Лаосе, Камбодже, Кубе, бывшей Югославии, странах Восточного Блока.     

  Советский с человек советского периода и «советский человек» пост-советского периода – уникальное явление. Это не «исчезающий вид», как хочется его представить некоторым, кто выдумал термин «совок» и т.п. Необычность этого «человека» заключается в том, что он пересекается с целым рядом социальных сущностей. Он есть прообраз или даже уже версия версия всечеловека-космиста, также это этнос, религия,  философия. Одновременно коммунист  есть сложная обобществленная, социализированная личность. Также коммунист – именно то, что буддисты называют «просветленный»,  индуисты «достигший самадхи», а христиане «святой».  Причем  религии мифологизируют,  представляют  своего «святого сверхчеловека» в сказочно-фантастической форме, то есть, упрощают, симулируют,  придумывают то, о чем они грезят-мечтают.  Но коммунист, как  феномен, как топологическая перспектива развития личности,  вполне ясен, определенен и реален.  Кроме того «коммунист» (мы говорим здесь об особом социальном типе  «советского человека») не только спроектирован, он исторически возник и существует не только на киноэкране, но  и  в реальности.    

   И ни практически, ни теоретически не существует иного исторического социального субъекта, который мог бы вывести  человечество  за пределы того суперкризиса, в котором оно сейчас оказалось, нежели этот «исторический человек-коммунист». И многое говорит о том, что кризис нарастает и оставить его разрешение последующим поколениям нельзя, так как настоящий кризис связан не  столько с переразвитием  старой отжившей системы,  сколько с целенаправленной  порчей новой  здоровой альтернативы. 

                                                                16 августа 2012, Екатеринбург,  Андрей Козлов